«Батька» и его «сынки»

В глазах подчиненных «отцовские» качества, конечно, не исчерпывались (как считал один из мемуаристов) тем, что «он очень быстро сошелся с людьми, заботился о них, угощал их и, надо признать, приобрел их расположение». Большее значение должны были иметь случаи, подобные произошедшему во время очередной разведки. Порывистый Балахович, обогнав цепь своих партизан, первым выскочил на железнодорожную насыпь и увидел совсем близко группу немцев «с нацеленными винтовками». «Оставалось было броситься лечь, — но тогда все пули попадут в людей цепи, стоящей сзади в шагах 30 [-ти], — говорится в описании подвига. — Корнет Балахович, памятуя свой начальнический долг, — делает вид, что не видит немцев, — оборачивается и шипит „ложись“. Люди легли. Сам же корнет делает еще полуоборот и бросается в канаву. Немцы дают залп и ранят Балаховича…» — «Корнет Балахович, — заключает Атаман отряда, — показал в этом деле, кроме испытанной своей храбрости и громадного самообладания, что он весь проникнут сознанием начальнического долга перед своими людьми. Своей грудью он защитил от неминуемой опасности своих людей».

Солдат такого не забывает. И совсем не удивительно, что более полутора лет спустя, осенью 1917-го, в стремительно разваливающейся армии именно Станислав Никодимович, дослужившийся к тому времени всего лишь до чина штабс-ротмистра, фактически возглавил поредевшие остатки «отряда Особой Важности» (атаман Пунин был убит еще 1 сентября 1916 года). Мнение, будто боевая работа отряда окончилась в середине сентября, вряд ли соответствует действительности: даже в декабре, после отмены захватившими власть большевиками чинов и наград, Балахович торопится представить к Георгиевским крестам своих партизан, отличившихся осенью 1917 года. В свою очередь, по решению чинов отряда 7 ноября он был награжден солдатским Георгиевским крестом «с лаврами» (с лавровой ветвью на ленте). Одним из последних на фронте, во главе горстки из пятидесяти партизан, Балахович оказывает сопротивление продвигающимся вперед немцам вплоть до конца февраля (!) 1918-го, и лишь в первых числах марта, тяжело раненный, вынужден эвакуироваться для лечения.

Эвакуироваться пришлось уже в советскую республику, а затем и поступить на советскую службу. Было ли это проявлением беспринципности авантюриста? Скорее — попыткой реализовать какие-то тайные замыслы, поскольку в апреле «товарищ Балахович» начнет формирование «Особого конного полка», а в мае-июне он же подготовит крестьянские восстания против большевиков. Ситуация, в которой оказался Станислав Никодимович, была, однако, крайне сложной и неприятной. Большевики требовали участвовать в карательных экспедициях, и хотя от некоторых удавалось уклониться, а иные — и превратить в расправы над… местными «комбедовцами», полностью остаться незапятнанным не получалось. «Теперь-то наверно не будут сомневаться в том, что я сторонник советского строя», — говорил «с иронической улыбкой» после одной такой экспедиции пьяный Балахович (вообще пивший довольно мало). По-видимому, он понимал, что запутался…

Но все гордиевы узлы не развязываются, а разрубаются, — тем более это пристало такому лихому кавалеристу, как Станислав Балахович. Узнав, что в оккупированном немцами Пскове начинается формирование русских антибольшевицких частей, он устанавливает с их командованием тайные контакты, а 4 ноября со своим полком прорывается во Псков. Незадолго до этого он, видимо, готовился выступить как вождь народной «партизанской войны против насильников», подготовив листовку-обращение к населению: «По вашему призыву я, батька Балахович, встал во главе крестьянских отрядов… Я дам вам оружие, дам храбрых начальников. Тысячи ваших крестьян идут со мной; нет силы, которая сможет сломить эту великую народную крестьянскую армию». Однако, в конце концов, он выбирает не стихийное повстанчество, а регулярные войска.

К этому времени «Батька» прочно становится Булак-Балаховичем. Еще на Великой войне он экспериментирует со своей фамилией, пытаясь сделать ее более звучной: «Балахович», «Булак-Балахович», «Бэй-Булак-Балахович», «Булак-Бэй-Балахович»… Младший же брат, прикомандировавшийся к отряду Пунина в мае 1916 года «для совместного служения» со Станиславом, похоже, неодобрительно относился к экспериментам старшего и в некоторых случаях продолжал подписываться просто Балаховичем, когда «Батька» использовал уже двойную фамилию. В конечном итоге двойную фамилию приняли оба брата.

С белыми войсками, сформированными во Пскове, братья Булак-Балаховичи совершают тяжелую зимне-весеннюю кампанию 1918/19 года. Современник писал о состоянии «Северного корпуса»: «Без денег, без какого-либо хозяйственного обеспечения, без необходимого, часто без сапог, — люди „Корпуса“ не разбегались единственно в силу энергии и своеобразного обаяния кучки офицеров: Булак-Балаховича, Пермикина, Ветренко, Видякина и др., рьяно настаивавших на борьбе с большевиками и не покидавших ни на минуту свои части». А в мае 1919-го начинается наступление, в ходе которого отряды Булака занимают Гдов, Псков, Лугу, Струги-Белые, действуя в радиусе более сотни верст. Это было бы невозможно без сочувствия местного населения, да и рядовых красноармейцев, к которым 36-летний «Батька» в своих листовках обращался поистине отеческим тоном:

«Дети, уйдите от негодяев. С оружием, с артиллерией, со всем добром, связав комиссаров, смело переходите под народное знамя, которое я несу твердой рукой.

У нас для всех свобода. У нас все братья. У нас не только земля, но и хлеб принадлежит крестьянину. У нас рабочий сыт. У нас всего вволю…

Скорее ко мне, дети, скорей».

Поделиться статьей

Опубликовать в Facebook
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Яндекс