К вопросу об историографии монархической контрреволюции 1918 года

 

Автор: Бондаренко Д. Я.
 

На основе историографических традиций и хронологии труды по рассматриваемой проблеме можно разделить на пять основных историографических групп: советская, русская эмигрантская и современная российская, украинская, финская,  западноевропейская и американская. Советская историография исходила из идеологического тезиса о двух революциях: «Февральской буржуазно-демократической» и «Великой Октябрьской Социалистической», отрицая тем самым единый процесс Русской революции, и представляя его фазы как отдельные революции. Исходя из этого, и возникла идея о двух лагерях контрреволюции, поскольку демократические силы, выступающие против большевиков, также считались контрреволюционными.

Последний Император Николай II

В этом случае следует предположить возникновение монархической контрреволюции уже на стадии Февральской революции. Советская историография рассматривала исторический процесс как действия и события в одном лагере — революционном, а противостоящая ему сила в той или иной мере игнорировалась[1].Советская историография признавала единство революционного процесса как в коренной России, так и в Украине, и в Финляндии[2]. Своеобразной компенсацией отсутствия харизматических  национальных лидеров у национальных большевиков являлась всеобщность личности В.И. Ленина и гипертрофия его роли в создании национальных советских республик[3]. Российская историография, начиная с П.Н. Милюкова и П.А. Сорокина, в отличие от советской, рассматривает Русскую революцию 1917 года как единый процесс с разными фазами. Советская историография в рамках существующей в то время марксистко-ленинской методологии также различалась в оценках и подходах в различные периоды своего существования. Главными из которых можно выделить три: 1920-1930-е гг., 1940-е гг. и 1950-1980-е гг.[4]Первый период характеризуется становлением советской исторической школы изучения Революции и Гражданской войны 1917-1922 гг. в условиях относительно свободной публикации документов, в том числе воспоминаний контрреволюционеров и интервентов. Однако, уже начинают доминировать идеологические клише[5]. Можно сказать, что первый период начался работой А.Н. Анишева[6]и завершился знаменитой пятитомной «Историей Гражданской войны в СССР»[7].  Генерал Н.Н. Головин упрекал сочинения советских авторов, или как он говорил, ««Истории», изданные большевиками», в односторонности: «Здесь мы имеем дело уже с преднамеренным искажением событий. Большевистская власть в составлении истории Гражданской войны видит одно из средств для создания себе морального престижа в глазах будущих поколений России, а также в глазах мирового общественного мнения. Преследуя эту цель, большевистские авторы не останавливаются ни перед сознательной клеветой на своих врагов, ни перед радужной раскраской своих красных героев»[8].  Вместе с тем, некоторые советские работы этого периода весьма насыщены фактами, внесли определенный вклад в историческую науку, и не потеряли актуальность и сейчас, что подтверждается их переизданием. Это прежде всего касается трудов полковника Н.Е. Какурина[9]. Работа полковника Н.Е. Какурина получила признание и в русской эмиграции[10]. Именно в работах А.Н. Анишева и Н.Е. Какурина впервые в советской исторической науке была произведена попытка изучения феномена контрреволюции и попытка ее классификации. В частности, А.Н. Анишев обратил внимание на две фазы контрреволюции: вначале демократическая, затем консервативная («буржуазно-помещичья»). Однако, он не учел, что данное условие характерно не для всей территории бывшей Российской Империи. Например, исключение является Финляндия, где контрреволюция сразу же исходила от консерваторов. Контрреволюция в Прибалтике, напротив, пошла в обратном направлении: первая фаза — монархическая, а вторая — демократическая. Н.Е. Какурин впервые в советской историографии обратил внимание на то, что контрреволюция в новых государствах на территории бывшей Российской Империи, несмотря на стремление к реставрации России, отстаивала независимость своих стран[11]. Данное утверждение весьма справедливо, но, к сожалению, не получило дальнейшего развития как в советской, так и в современной российской и украинской историографии. Надо признать, что в 1920-1930-е годы параллельно с советскими авторами тема контрреволюции разрабатывалась весьма активно и фундаментально и эмигрантскими исследователями, среди которых следует особенно выделить генерала Н.Н. Головина[12]и полковника А.А. Зайцова[13]. Особенностью их трудов является то, что авторы органически связывали Гражданскую войну в России с Первой Мировой войной, и поражение монархической контрреволюции с поражением Германии в Великой войне. Кроме того, А.А. Зайцов впервые ввел периодизацию российской контрреволюции. Первый период контрреволюции ограничен Октябрьским переворотом и окончанием Первой Мировой войны (7 ноября 1917 — 11 ноября 1918 гг.), который А.А. Зайцов разбил на следующие этапы[14]

1. Борьба до австро-германской оккупации (Октябрьский переворот 7 ноября 1917 г. – вторая половина февраля 1918 г.); 

2. Австро-германская оккупация (февраль – май 1918 г.); 

3. Оформление русской контрреволюции (май- сентябрь 1918 г.); 

4. Осень 1918 года (окончание Первой Мировой войны 11 ноября 1918 г.).

11 ноября 1918 года стал, по замечанию А.А. Зайцова, «траурным днем русской контрреволюции», потому что «День перемирия, открывший неограниченные возможности борьбы победителям… не стал началом мировой вооруженной борьбы с большевизмом»[15]. По мнению историка П.Н. Милюкова в контрреволюции до 11 ноября 1918 года существовало два течения, две ориентации: германская и антантовская[16]. Естественно, после победы Антанты германская ориентация пропала, но она тактически выигрывала до ноября 1918 года (сам П.Н. Милюков ее придерживался), при этом, вероятно, существовала возможность победы над красными, которую реализовать не удалось по вине течения антантовской ориентации[17]. Вместе с тем, в своей периодизации П.Н. Милюков исключил 11 ноября 1918 года в качестве рубежной даты, и, более того, вслед за советскими историками не связывал Гражданскую войну в России с Первой Мировой войной. Первым этапом П.Н. Милюков выделяет «подготовительный» (от свержения самодержавия, до Октябрьского переворота). Второй этап, по его убеждению, начинается Октябрьским переворотом, и завершается  Колчаковским переворотом 18 ноября 1918 года[18]. В качестве основных причин поражения Белого движения П.Н. Милюков выделяет: реакционность Белой армии, отрицательное отношение к национальному вопросу и «недостаточно искусное военное руководство»[19]. В целом с такими выводами можно согласиться, но имеющиеся сейчас у исследователей факты доказывают ошибочность мнения П.Н. Милюкова (равно как и советских ученых) о единстве Белого движения. В действительности, следует различать монархическое и республиканские течения в нем. При этом, отрицательное отношение к национальному вопросу присуще было не монархистам, а республиканцам-националистам, стоящим твердо на платформе «Единая и Неделимая Россия!». Так, например, П.Н. Милюков утверждал: «Добровольческая ортодоксия не допускала ни малейшего отклонения от принципа «единой и неделимой» в пределах 1914 (без Польши) России — и тем отталкивала не только сепаратистов, но и умеренные автономистические группы, стоявшие за федерацию»[20]. Таким образом, он намеренно отождествлял идеологию Добровольческой армии А.И. Деникина со всем Белым движением, исключая из него как раз сепаратистов и автономистов: барона К.-Г. фон Маннергейма, П.Н. Краснова, П.П. Скоропадского и И.Я. Ландонера, что недопустимо для беспристрастного исследователя. С.П. Мельгунов справедливо определил причину поражения белых в географическом факторе. Большевики занимали центральный, индустриальный регион, в то время как Белое движение образовалось и росло на окраинах. «Население этих окраин к тому же не ощущало в достаточной мере гнета большевицкого ярма и легче поддавалось коммунистической демагогии. Разбушевавшуюся стихию народных страстей не так легко было вообще ввести в русло какой бы то ни было государственной жизни»[21]. С.П. Мельгунов отмечал сложность написания истории Гражданской войны в полном объеме, поскольку «по некоторым отделам материал отсутствует; по другим он подлежит критической проверке. Источникомнашего познания являются часто только мемуары. Между тем, самому добросовестному мемуаристу не всегда нужна полнота фактов и скрупулезная их точность, ибо мемуарист трактует события под углом зрения пережитых им настроений и сделанных им лично наблюдений»[22]. Подобная оценка мемуаров как корпуса источников прозвучала в предисловии генерала Н.Н. Головина к предисловию книги полковника А.А. Зайцова. Они «представляют собою ценнейший исторический материал. Но, как правило, авторы их субъективны в своих оценках, в особенности те, которые играли наиболее видные роли в ходе самих событий. Служа основой для объективного, т.е. для истинного, научного исторического исследования, они сами не могут почитаться за таковые»[23]. Однако, в отличие от советских историков, эмигрантские исследователи не имели доступ к архивным источникам в СССР, но как отмечал Н.Н. Головин: «отсутствие этих первоисточников, обязательных для изучения истории внешних войн, не является безусловным препятствием для изучения нашей Гражданской войны. Конечно, мы не располагаем архивами. Но так ли много могут дать русские архивы для изучения нашей Гражданской войны?»[24]. Фундаментальный военно-исторический анализ Гражданской войны был также проделан генерал-лейтенантом А.В. Геруа[25]. Он отметил «районность», то есть районный характер Гражданской войны в России. Район представлял собой базу сопротивления, при «сочувствии местного населения и богатстве местных средств»[26]. Такими базами-районами были казачьи области (прежде всего Дон и Кубань) и Финляндия. Украина представляла собой «такой же удобный плацдарм», но не имела «достаточно широкой и грамотной организации, чтобы обеспечить ей полный успех»[27]. Вероятно, именно районный характер не предполагал выход за пределы района контрреволюционной силы, что отмечается в Финляндии, на Дону и казачьих областях. Общественное мнение «районов» не поддерживало операции на захват российских столиц, не желало тратить свой людской потенциал. У большевиков была иная тактика: они начинали с захвата столиц[28]. Так, было в России, Финляндии, даже в Венгрии и Баварии. В Украине подобные попытки имели место, но восстания в столице без поддержки извне заканчивалось неудачей. Считается, что захват столицы обеспечит успех всей кампании. Только Финляндия продемонстрировала исключение из этой практики.Важно было также и то, что эмигранты пытались показать, что Гражданская война не была войной коммунизма и капитализма, как пытались ее представить советские историки, она имела многогранную основу. В 1940-х годах в советской историографии произошел идейный кризис, связанный непосредственно с Второй Мировой войной, которую сталинское руководство объявило Великой Отечественной. Советские исследования этого периода в основном касаются борьбы с иностранной интервенцией и пытаются  представить некоторые фрагменты Гражданской войны как «Отечественную войну», или по крайней мере «Освободительную войну»[29]. Подобные работы имели скорее пропагандистское, чем научно-исследовательское значение. Тем более, что, строго говоря, применение термина «Освободительная война» более справедливо для контрреволюционной стороны: Финляндии, Украины, Дона, Сибири и т. д. Согласно социологии революции П.А. Сорокина, главное отличие Освободительной войны от Гражданской заключается в том, что в первом случае наблюдается классовая консолидация для борьбы с внешним противником, а во втором случае обострение классовой борьбы[30].Надо признать, что в историографии Финляндии наблюдался аналогичный процесс. Первоначально применялся термин «Освободительная война», который, кстати сказать, имел под собой вполне научное обоснование, поскольку красные финны рассматривались как противники независимости Финляндии, «предатели» и «преступники». Однако, позднее, после Второй Мировой войны, наметился пересмотр устоявшейся концепции и началось параллельное применение двух терминов «Освободительная война» и «Гражданская война». Встал вопрос о национальном примирении и признании и красных и белых жертв войны. В 1960-е годы термин «Гражданская война» получил распространение и признание в финской историографии для обозначения событий первой половины 1918 года[31]. Как отметил в своих мемуарах барон К.-Г.-Э. фон Маннергейм: «Официальные источники немало потрудились над тем, чтобы освободительная война превратилась в простую гражданскую войну»[32]. В 1950-1980-е годы работы советских авторов были посвящены главным образом проблемам установления советской власти в регионах и борьбы трудящихся с контрреволюцией и иностранной интервенцией[33]. По мнению современного украинского историка Д. Яневского, советская украинская историография «в течение всего своего периода существования пыталась не допустить постановки и обсуждения проблемы существования и развития альтернативных коммунистической моделей политического государственного устройства и политического режима в Украине в 1917-1920 гг…»[34]. Именно поэтому она не представляет научной ценности, и «превратилась в груду макулатуры»[35]. Монография А.В. Лихолата, вышедшая в 1954 году, вызвала бурные дискуссии в партийном аппарате и в советской исторической науке. Дело в том, что А.В. Лихолат определил приоритетом своего исследования национальный фактор, что было неожиданным нововведением в тогдашней исторической науке, и, безусловно, было встречено в штыки. В нашем случае важным моментом монографии является то, что автор впервые в советской историографии заговорил о режиме П.П. Скоропадского, как реставрации, Киев превратился в монархический Кобленц. Вместе с тем, явным пережитком прошлого являлось то, что автор отстаивал тезис об «Отечественной войне украинского народа», при этом почему-то главным сосредоточением партизанских сил была нейтральная полоса, что явно противоречит утверждению об их всенародной поддержке . Вопрос реставрации также поднимался Г. Заставенко, Н. Супруненко, А.И. Козловым и К.А. Хмелевским, когда они отмечали, что на Украине были возвращены дореволюционные порядки и на свои должности вернулись дореволюционные губернаторы и жандармы. Новым выводом Г. Заставенко было то, что П.П. Скоропадский стремился к всероссийской реставрации и для этого не только оказывал помощь атаману П.Н. Краснову, но и пытался создать единый антибольшевистский фронт. А.И. Козлов и К.А. Хмелевский впервые в советской историографии обратили внимание на то, что Украина при гетмане П.П. Скоропадском была базой всероссийской реставрации: «После переворота в Киеве немцы начали осуществлять большой план, конечной целью которого было свержение Советского правительства и замена его прогерманским монархическим режимом…» . В монографии также впервые в советской историографии рассмотрены отношения Украины и Дона как суверенных держав, пытающихся создать антибольшевистский союз. Южный фронт был наиболее важным для Советской России, А.И. Козлов и К.А. Хмелевский отметили, что против Украины и Дона были сосредоточены 26 из 34 дивизий действующей армии красных, и только 8 дивизий против Финляндии, Сибири и др. С.С. Хесин рассматривал наступление белофиннов в Карелии как агрессию в отношении Советской России, не изучив при этом состав наступающих войск, упомянув только, что это была 2-тыс. добровольческая бригада. В действительности эта бригада имела название «Олонецкая Добровольческая армия», была сформирована из русских добровольцев, под командованием генерал-лейтенанта В.С. Скобельцына, и сражалась против 6-й армии красных под командованием генерал-майора А.А. Самойло до 1920 года.  В конце 1970-х — 1980-х годах постепенно контрреволюция становится объектом изучения советских исследователей. Получает распространение и термин «монархическая контрреволюция» в работах Г.З. Иоффе и В.Д. Зиминой. В.Д. Зимина вводит понятие «германофильской монархической контрреволюции», объединяя монархические режимы Украины, Дона, Крыма, Балтии, но не включая Финляндию. Хотя именно в Финляндии имелись истинные германофильские течения в правящих кругах, не говоря уже об избрании королем Финляндии Фридрих-Карла Гессен-Кассельского.  Можно говорить о двух течениях контрреволюции: монархическом и республиканском. Раскол между ними вызвал подписанный большевиками Брест-Литовский мирный договор. Монархисты приняли ориентацию на Германию как единственную силу, способную оказать содействие в деле реставрации в России. И только малочисленная Добровольческая армия  сохраняла «верность союзническому долгу» и не признавала результатов Брестского мира. О германофильстве монархической контрреволюции говорить следует только в контексте конкретной исторической ситуации. Безусловно, до революции существовало германофильство в русских правящих и крайне правых думских кругах, на что обратил внимание С.П. Мельгунов. Конечно же, эти круги могли оставаться на своих позициях и в 1918 году, но они в этот период практически не влияли на политику. Можно говорить, в условиях возрастающей роли Германии в русских делах, фактической возможности ее победы в Великой войне, о возникновении ситуационного и вынужденного германофильства не только в правых, но и в центристских либеральных кругах. В частности, в этот период в германофильстве мог быть обвинен и П.Н. Милюков. Лидеры же монархической контрреволюции барон К.-Г. фон Маннергейм, П.П. Скоропадский и П.Н. Краснов не были, строго говоря, германофилами, скорее политическими реалистами, что мы попытаемся показать в настоящем труде. Поэтому следует применять термин «монархическая контрреволюция» без дополнения «германофильская», как не применяется термин «антантофильская республиканская контрреволюция». В последующей работе, совместной с Ю.Д. Граждановым, В.Д. Зимина не использовала наименование «германофильская» для обозначения монархической контрреволюции в Украине и на Дону. Современная российская и украинская историография, в большинстве своем, рассматривает контрреволюцию как единое явление, к сожалению, не разделяя на монархическую и республиканскую. С.В. Устинкин выводит и общие концептуальные установки белой идеологии – традиционный, общенациональный характер, надклассовость и надпартийность, верность историческим началам, строгое соблюдение законности, духовность и моральная правота. С.В. Устинкин убежден, что ««Единая Неделимая Россия» — принцип воплощения преемственности монархического прошлого, белогвардейского настоящего и «непредрешенческого» будущего». Подобные взгляды присущи большинству современных российских и украинских исследователей, которые ошибочно полагают, что «Единая Неделимая Россия» был лозунгом всего Белого движения. Таким образом, контрреволюционные течения, идейно не разделяющие единство российской государственности, исключаются ими из списка «белых». Как отметил В.Ж. Цветков: «политика государственной самостоятельности не могла сочетаться с программными положениями формировавшегося на Юге Белого движения». Так, например, по этому принципу исключены барон К.-Г. Маннергейм и П.П. Скоропадский из российской контрреволюции. Однако, в таком случае, по этой же причине, следует и П.Н. Краснова исключить из списка белых: его программа расходилась с идейными установками Добровольческой армии, он также был ориентирован на самостийность и германскую помощь.

Скорее следует выделять монархическое крыло Белого движения, которое во внешней политике не исключало сотрудничество с Германией, частично признавало условия Брестского мира и распад России. Главная цель — восстановление монархии. В отличие от Добровольческой армии монархическое крыло стремилось к восстановлению монархии в России без созыва Учредительного Собрания, и понимало, что возврат к «единой и неделимой России» невозможен, и необходимо через сложение местных интересов идти к созданию единого фронта в борьбе с большевизмом. По справедливому замечанию С.Ю. Рыбаса: «Генерал Краснов был не только русским, но и казачьим генералом. Последнее обстоятельство делало его большим реалистом, возвращало на грешную донскую землю, где петербургская империя никогда не воспринималась прекрасной Родиной, — он хотел опереться на всех, кто был против большевиков, на казачьих сепаратистов, на украинских «незалежников», на немцев». Р. Пайпс, также отмечал, что для атамана П.Н. Краснова «Россия — ничто, а Дон — это все». Итак, монархическая контрреволюция отбрасывала принцип «непредрешенчества» и лозунг «Единая и неделимая Россия», она предполагала восстановление дореволюционного порядка, отказ от идеи Учредительного Собрания, а также более гибкий подход к проблеме территориального единства будущей монархической России. Например, сохранение независимости Королевства Финляндии, в которой уже был избран король, представитель другой династии. Финляндия должна была принять деятельное участие в «воссоздании России», и «такая «услуга» стала бы основой для будущих дружественных отношений». Перед Украинской Державой и Всевеликим Войском Донским, в зависимости от внешнеполитической ситуации, стоял выбор: либо сохранение полной независимости, либо широкая автономия в составе федеративной монархической России. Гетман Украинской Державы генерал-лейтенант Павел Петрович Скоропадский полагал, что Украина должна стать основой для восстановления России, но России федеративной, где Украина займет достойное место среди других равноправных частей федерации. Для Всевеликого Войска Донского принцип сохранения широкой автономии был также незыблемым и формулировался под лозунгом: «Здравствуй Царь в Кременной Москве, а мы, казаки на Тихом Дону!» Надо признать, что у современников образы военных лидеров новых государств ассоциировались с Белым движением во всероссийском масштабе. В европейской печати 1918 года сформировался образ барона Маннергейма как «лидера русских белых» и «главы русского белого правительства». В большевицкой пропаганде образ гетмана Украинской Державы Павла Скоропадского формировался как основного врага советской власти и главы всероссийской монархической контрреволюции. Для В.И. Ленина, например, имя Скоропадского стало нарицательным именно в контексте всероссийской реставрации. Противоположная В.Д. Зиминой и В.Ж. Цветкову точка зрения, представлена Д.В. Митюриным, В.П. Федюкоми С.В. Волковым, и является логическим продолжением эмигрантской школы генерала Н.Н. Головина и полковника А.А. Зайцова, рассматривает Белое движение в более широких рамках, включая и «национальных белых», в частности, и генерал-лейтенанта регента Королевства Финляндии и Главнокомандующего барона К.-Г. фон Маннергейма, генерал-лейтенанта Гетмана всея Украины П.П. Скоропадского, генерал-майора атамана Всевеликого Войска Донского П.Н. Краснова, Главнокомандующего Вооруженными Силами Эстонии полковника И.Я. Лайдонера, Представляется, что данная точка зрения более обоснована, и, следовательно, неправомерно исключение военных и политических лидеров Королевства Финляндии и Украинской Державы из Белого движения и всероссийской контрреволюции. В рамках изучения российской контрреволюции в современной России издаются альманахи «Русское прошлое», «Новый часовой», «Белая армия. Белое дело». Современные исследования, статьи и публикации документов, справочные материалы представлены на сайтах: «Русская армия в Великой войне» (http://grwar.ru/manifest/manifest.html), «Август 1914» (http://www.august-1914.ru/istochniky.html), Добровольческий корпус А. Макарова (http://www.dk1868.ru/), «Белое Движение» (http://www.beloedvizhenie.ru/ и  http://www.liveinternet.ru/showjournal.php journalid=708893&tagid=135189), сайт историка Сергея Владимировича Волкова (http://swolkov.narod.ru/bdorg/bdorg20.htm), Библиотека «Белое Дело» (http://xxl3.ru/kadeti/kadeti.htm), сайт историка В.Г. Черкасова-Георгиевского «Меч и трость» (http://apologetika.com/), Общественно-исторический клуб «Белая Россия» (http://belrussia.ru/ и http://whiterussia1.narod.ru/), сайт «Воин» (http://www.vojnik.org/civilwar), сайт «Белая Гвардия» (http://ruguard.ru/). 

В рамках российской историографии можно отдельно выделить донские исследования, представленные работами Ю.Д. Гражданова и А.В. Венкова. На Дону начал издаваться альманах «Донские казаки в борьбе с большевиками», посвященный изучению донской контрреволюции 1917-1920 гг. Белое движение все еще весьма слабо изучается в украинской историографии. Первая попытка была предпринята Д. Табачником в 1995 году . В.А. Крупина отметил, что до сих пор украинская историография не может отойти от идейных установок советского периода. В частности, считается, что главной целью Белого движения была реставрация монархического строя. Данный факт свидетельствует об отсутствии классификации контрреволюционных сил в украинской историографии. Кроме того, украинские исследователи Белого движения почему-то исключают из него П.П. Скоропадского, намеренно ограничивая Белое движение Добровольческой армией А.И. Деникина. Тем не менее, восстание Директории против Гетмана рассматривалась современниками именно как борьба «красных» и «белых» в Украине. Следующим недостатком украинской историографии является практическое отсутствие внимания к фактору германской интервенции и германского военного присутствия в процессе контрреволюции и не принятие в расчет глобального внешнего фактора Первой Мировой войны. Здесь исключение составляют монографии А.В. Тимощука, Д.Б. Яневского.В.А. Крупина объединяет 1917 и 1918 годы в один период «Возникновения и становления Белого движения». При этом он приходит к двум весьма ошибочным выводам. Первый — о том, что на рубеже 1917-1918 гг. УНР и Белое движение в Украине имели одни и те же цели. Второй — о том, что белые добровольческие дружины в Киеве осенью 1918 года имели потенциал, чтобы захватить власть, но им помешали идейные расхождения и отсутствие консолидации. Во-первых, революционеры и контрреволюционеры не могут иметь один и те же цели, тем более которых можно добиться путем как продолжения революции, так и ее свертывания. В этом случае не было бы гражданской войны. Ошибочность второго вывода как раз базируется на отсутствии четкой классификации контрреволюционных сил в украинской историографии и не признании гетманцев белыми, равно как сил Директории УНР красными. Среди зарубежных исследований следует особо выделить работы П. Кенеза, Е. Бредли, Р. Пайпса, А. Улама, Р. Сани, В. Бровкина, Дж. Кипа и др. Однако, в зарубежных исследованиях случаются ошибки и неточности. Так, например, П. Кенез полагает, что не только в Украине, но и в Финляндии и Прибалтике консервативные правительства были созданы немцами. Данное утверждение является грубой ошибкой, поскольку, во-первых, консервативное правительство Финляндии существовало до немецкой интервенции, и никак не являлось креатурой Германии, а, во-вторых, в случае Прибалтики данное утверждение справедливо только в отношении Литвы, Латвия и Эстония были объединены в Балтийское Герцогство, которое было инкорпорировано Рейхом, и, следовательно, независимым государством не являлось даже формально. Вместе с тем, П. Кенез справедливо относит режим П.П. Скоропадского к Белому движению, отмечая союз П.П. Скоропадского и П.Н. Краснова, а их государства как базы всероссийской реставрации. Для поддержки данного тезиса он цитирует П.Н. Милюкова: «создание независимых на периферии России под протекцией Германии станет началом национального антибольшевистского движения». Войну Гетмана с Директорией П. Кенез рассматривает как гражданскую войну между «белыми» (гетманцами) и «красными» (петлюровцами). С. Петлюра, по его мнению, полубольшевик.  О. Федюшин полагает, что первоначально Германское командование не имело четких военно-политических планов при оккупации Украины. Более того, в случае успеха на севере, вплоть до занятия Петрограда, статс-секретарь Кюльман выражал надежду, что оккупация Украины будет ненужной . О. Федюшин не относит напрямую гетмана П. Скоропадского к Белому движению, но как многие отмечает, что Украинская Держава стала базой восстановления России. Во внутренней политике гетманство — возврат к нормальности, то есть фактическое окончание «Украинской революции», реставрация. Биографический жанр стал важным моментом в историографии. В нашем случае это биографии лидеров контрреволюции и важнейших военачальников и политических деятелей. Например, у барона К.-Г. фон Маннергейма около 700 биографов (второе место в мире, после Ленина), его биографии издаются на многих языках, даже в Турции, Иране и Японии. Маннергейм является лидером как объект изучения среди контрреволюционеров. В Интернете 1,110,000 упоминаний о Маннергейме на английском и 432 тыс. на русском языке. Для сравнения о Скоропадском 127 тыс. упоминаний на украинском и 204 тыс. на русском языке, а о Краснове — 120 тыс. упоминаний на русском языке. Биография барона К.-Г. фон Маннергейма стала объектом изучения не только финских и шведских, но и американских и российских авторов. П.Н. Краснов не удостоился таким широким кругом биографов по двум причинам: неуспех политики и коллаборационизм с нацистской Германией во время Второй Мировой войны. Вместе с тем, его фигура все же вызывает и научный и политический интерес. Сравнительно недавно в станице Еланской был установлен ему памятник. Наиболее известная биография П.Н. Краснова написана А. Смирновым. Как правило, негативные оценки в адрес правления П.П. Скоропадского звучат в историографии левого направления, у авторов находящихся в плену воспоминаний революционеров-социалистов В. Винниченко и П. Христюка, либо откровенно стоящих на позициях марксистско-ленинской методологии. Как отметил А.О. Буравченков: «социалистическая ментальность многих исследователей не позволяет им полностью отказаться от классового подхода в интерпретации истории. Пользуясь перенятыми из советской историографии постулатами и догмами, они теперь возвеличивают Центральную Раду, которая состояла из социалистов… Одиночные исследования, посвященные гетманству, утопают в волнах работ по истории освободительной борьбы «неосоциалистического» направления, в которых черное называют белым, пытаются оправдать то, чему нет оправдания, придают романтическое и героическое цвета явлениям, которые привели к разрушению Украинской Державы».  В целом историографию монархической контрреволюции можно классифицировать по трем основным направлениям: консервативному, либеральному и левому. Особенностью консервативного направления является надклассовый, государственный подход, и рассмотрение процесса Российской революции и контрреволюции в неразрывной связи с событиями Первой Мировой войны. Собственно, авторы ограничивают хронологию своих работ окончанием Первой Мировой войны в Европе (в нашем случае это связано с революцией в Германии, приведшей к падению монархии в Финляндии, падению гетманства в Украине и падению суверенитета Всевеликого Войска Донского). В современной отечественной историографии продолжателями школы «Головина-Зайцова» являются С.В. Устинкин, В.П. Федюк, Д.В. Митюрин, С.В. Волков, О. Гончаренко, В. Черкасов-Георгиевский, В.Ж. Цветков и А.В. Венков. Позиции государственного консерватизма прослеживаются и в работах А.В. Чертищева и В.К. Шацилло. Среди зарубежных исследователей к консерваторам следует отнести Н. Рязановского, Р. Пайпса. В современной украинской историографии консервативное направление представлено работами Д. Яневского, Я. Тинченко. Начало этому направлению положено эмигрантом П. Солуха. По его убеждению, истинные могильщики украинской государственности были социалисты Директории (В. Винниченко и Н. Шаповал), названные им саркастично «машинистами» (заговорщики собирались в здании МПС), вступившие в сговор с большевиками. Родоначальниками либерального направления следует считать П.Н. Милюкова, и С.П. Мельгунова. Среди современных российских исследователей к нему можно отнести В.Д. Зимину, Ю.Д. Гражданова, С.В. Карпенко, С.Ю. Рыбаса, украинских — О. Тимощука, В. Крупины, Я. Штанько, а среди зарубежных исследователей — П. Кенеза, А. Улама, Дж. Хоскинга, О. Федюшина и др.  Наконец, левое направление (в зарубежной историографии к нему принадлежит Дж. Боффа), сохраняло монополию в советской историографии, доминирует и среди современных украинских исследователей — апологетов революции Центральной Рады и УНР: В.Ф. Солдатенко, В.Ф. Верстюк и др. Начало этому направлению положено В. Винниченко, П. Христюк и Д. Дорошенко.   

Примечания 

[1]     Историки спорят. Тринадцать бесед. — М., 1989. — С. 45.

[2]     Сикиаинен Ж. Революционные события 1917-1918 гг. в Финляндии. — Петрозаводск: Карельское книжное издательство, 1962; Холодовский В.М. Революция тысяча девятьсот восемнадцатого года в Финляндии. — М.: Наука, 1967; Холодовский В.М. Революция 1918 года и германская интервенция. — М.: Наука, 1967; Азоев Н.Н. Гражданская война в СССР: подавление внутренней контрреволюции. Срыв открытой интервенции международного империализма (октябрь 1917 г. — март 1919 г.). — М.: Воениздат, 1980; Гамрецкий Ю., Тимченко Ж., Щусь О. Триумфальное шествие Советской власти на Украине. — Киев, 1987. 

[3]     См., например: История национально-государственного строительства в СССР, 1917-1978. — В 2-т. — Т. 1. — М., 1979. 

[4]     Хотя некоторые историографы выделяют два основных этапа: 1920-е — сер.1950-х гг. и сер. 1950-х — нач. 1990-х гг. См.: Козерод О.В. Историографические проблемы Белого движения в Украине. – Харьков, 1998. – С.5-6. 

[5]     Донецкий М. Донское казачество: историко-публицистические очерки. — Ростов н/Д., 1927; Любченко П.П. Пути банкротства украинской контрреволюции. — Харьков, 1930; Герасимов Е.Н. Разгром немецких оккупантов на Украине. — М., 1939. 

[6]     Анишев А.Н. Очерки истории Гражданской войны 1917-1920. Л., 1925. 

[7]     Первый том «Истории Гражданской войны в СССР» вышел в Москве в 1936 году в государственном издательстве «История Гражданской войны». Издание продолжалось и в 1950-е годы. Например, интересующие нас 3-й и 4-й тома, вышли также в Москве, соответственно, в 1958 и в 1959 годах, но уже в «Политиздате».

[8]     См. предисловие Н.Н. Головина к: Зайцов А.А. 1918: очерки истории Русской Гражданской войны. — М.: Кучково поле, 2006. — С. 5. 

[9]     Какурин Н.Е. Стратегический очерк Гражданской войны. — М.; Л.: Воениздат, 1926; Эйдеман Р., Какурин Н.Е. Гражданская война на Украине — Харьков, 1928; Какурин Н.Е. Как сражалась революция. — В 2-х т. — М.: Политиздат, 1990; Какурин Н.Е., Вацетис И.И. Гражданская война 1918-1921. — СПб.: Полигон, 2002; Какурин Н.Е., Ковтун Н., Сухов В. Военная история Гражданской войны в России 1918-1920 годов. — М.: Евролинц, 2004. 

[10]    См.: Геруа А. Стихия Гражданской войны // Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. — М: Военный университет; Русский путь, 1999. — С. 175. 

[11]    Какурин Н.Е. Как сражалась революция. — М., 1990. — Т. 1: 1917-1918. — С. 46. 

[12]    Головин Н.Н. Российская контрреволюция в 1917-1918 гг. — В 5-х ч. — Ч. II и III. — Берлин; Таллинн, 1937. 

[13]    Зайцов А.А. 1918: очерки истории Русской Гражданской войны. — М.: Кучково поле, 2006. 

[14]    Зайцов А.А. Указ. Соч. — С. 28. 

[15]    Там же. — С. 333-334. 

[16]    Милюков П.Н. Россия на переломе: большевистский период Русской революции. — В 2-х т. — Париж, 1927. — Т. II. — С. 75. 

[17]    Мельгунов С.П. Гражданская война в освещении П.Н. Милюкова. (По поводу «Россия на переломе»). Критико-библиографический очерк. — Париж, 1929. — С. 33-38. 

[18]    Милюков П.Н. Указ. Соч. — Т. II. — С. 4; Мельгунов С.П. Указ. Соч. — С. 15.   

[19]    Мельгунов С.П. Указ. Соч. — С. 16.  

[20]    Милюков П.Н. Указ. Соч. — Т. II. — С. 78. 

[21]    Мельгунов С.П. Указ. Соч. — С. 16. 

[22]    Там же. — С. 5-6.

[23]    См. предисловие Н.Н. Головина к книге А.А. Зайцова: Зайцов А.А. Указ. Соч. — С. 5. 

[24]    Там же. — С. 8.

[25]    Геруа А. Полчища. — София, 1923. См. в сокращении: Геруа А. Стихия Гражданской войны // Военная мысль в изгнании. Творчество русской военной эмиграции. — М: Военный университет; Русский путь, 1999. — С. 173-197. 

[26]    Геруа А. Стихия Гражданской войны…  — С. 192. 

[27]    Там же. 

[28]    Там же. — С. 193. 

[29]    Городецкий Е.Н. Отечественная война против германских оккупантов в 1918 году на Украине. — М., 1941; Фрайман А.Л. Разгром германских разбойников в 1918 году. — М.; Л., 1941; Марков С.Ф. Отечественная война украинского народа против германских интервентов в 1918 г. — М., 1941; Лавров П. Визвольна війна українського народу проти німецьких окупантів в 1918 р. — Київ, 1947; Нотович Ф.И. Захватническая политика германского империализма на востоке в 1914-1918 гг. — М., 1947.

[30]    Сорокин П.  Революция и социология. Бойня: революция 1917 года // Сорокин П. Общедоступный учебник социологии. Статьиразныхлет. — М.: Наука, 1994. — С. 268-269. 

[31]    Jussila O., Hentilä S., Nevakivi J. From grand duchy to modern state: a political history of Finland since 1809. — London: C. Hurst & Co. Ltd., 1999. — P. 113-115. 

[32]    Маннергейм К.-Г. Мемуары. — М.: Вагриус, 1999. — С. 135. 

[33]    См., например: Хесин С.С. Разгром белофинской авантюры в Карелии в 1921–1922 гг.: Военно-политический очерк. — М.: Воениздат, 1949; История Гражданской войны в СССР. — В 5-ти т. — Т. 3 и 4. — М.: Политиздат, 1958, 1959; Берхин И.Б. Разгром империалистической интервенции и внутренней контрреволюции в годы Гражданской войны, 1918-1920. — М., 1958; Кузьмин Г.В. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Военно-политический очерк. — М., 1958; Белан Ю.Я. Отечественная война украинского народа против немецких оккупантов в 1918 г. — Киев, 1960; Скляренко Є.М. Боротьба трудящих України проти німецько-австрійських окупантів і гетьманщини. — Київ, 1960; Карпенко О.Ю. Імперіалістична інтервенція на Україні. 1918-1920. — Львів, 1961; Сикиаинен Ж. Революционные события 1917-1918 гг. в Финляндии. — Петрозаводск: Карельское книжное издательство, 1962; Карпенко О.Ю. Імперіалістична інтервенція на Україні (1918-1920). — Львів, 1964; Хмелевский К.А. Крах красновщины и немецкой интервенции на Дону (апрель 1918-1919 гг.). — Ростов-н/Д., 1965; Супруненко Н.И. Очерки истории Гражданской войны и иностранной военной интервенции на Украине (1918-1920), — М.: Наука,1966;  Українська РСР в період Громадянської війни. 1917-1920 рр. — В 3-х т. — Київ, 1967-1970; Тичина В.Є. Боротьба проти німецьких окупантів і внутрішньої контрреволюції на Україні у 1918 році. – Харків: Вид-во ХДУ, 1969; Холодовский В.М. Революция тысяча девятьсот восемнадцатого года в Финляндии. — М.: Наука, 1967; Холодовский В.М. Революция 1918 года и германская интервенция. — М.: Наука, 1967; Холодовский В.М. Финляндия и Советская Россия, 1918-1920. — М.: Наука, 1975; Иоффе Г.З. Крах российской монархической контрреволюции. — М., 1977; Азоев Н.Н. Гражданская война в СССР: подавление внутренней контрреволюции. Срыв открытой интервенции международного империализма (октябрь 1917 г. — март 1919 г.). — М.: Воениздат, 1980; Петров В.И. Отражение Страной Советов нашествия германского империализма в 1918 году. — М., 1980; Минц И.И. Год 1918. — М., 1982; Империалистическая интервенция на Дону и Северном Кавказе / Под общ. ред. И.И. Минца. Отв. ред. А.И. Козлов. — М.: Наука, 1988; Гражданская война на Юге России. — Новочеркасск, 1989. 

[34]    Яневський Д. Політичні системи України 1917-1920 років: спроби творення і причини поразки. — Київ: Дух і Літера, 2003. — С. 5.

 

Материал публикуеться с разрешения сайта "Белая Россия" http://www.belrussia.ru

Поделиться статьей

Опубликовать в Facebook
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Яндекс