Санитарный инспектор района Ийзаку, например, докладывал 27 января, что в его районе вне больниц находятся 1200 больных. Не было медицинского персонала, медикаментов, белья. Однако несколько зданий было приспособлено под больницы, так, к 29 января для этих целей подготовили церковь Пюхтицкого монастыря.[152]
В расположении 1-й дивизии в Нарве по состоянию на 25 января очистка госпиталей велась достаточно энергично. Всех бывших на частных квартирах больных собрали в отдельные здания в Ивангороде, но для ухода за ними по-прежнему не было медицинского персонала. 26 января Тыниссон приказал Северо-Западной армии назначить в каждую казарму по одному офицеру, отвечающему за порядок. В Нарве из военных Северо-Западной армии были созданы команды, которые должны были под надзором эстонских военных очистить свои казармы. Но грязь вскоре вновь появлялась в зданиях, поскольку приказ о назначении дежурных офицеров выполнялся не в полной мере. Поэтому 3 февраля Тыниссон отдал повторный приказ командованию Северо-Западной армии, а за невыполнение распоряжения объявил месячный арест командиру Темницкого полка полковнику Алексею Данилову и командиру Волынского полка полковнику Петру Сидоровичу-Войно.[153]
Данные о том, что говорили в свою защиту названные командиры и было ли наказание приведено в исполнение, отсутствуют. По той же причине на 30 дней был арестован командир Семеновского полка полковник Константин фон Унгерн-Штернберг.[154]
Нет точных данных о том, как изменилась обстановка в русских госпиталях и казармах в течение февраля. Можно предположить, что люди, не попавшие в больницы, оставались в тяжелом положении, поскольку, видимо, не получали никакой медицинской помощи. По состоянию на 12 февраля в границах Эстонской Республики по оценкам было около 13 500 больных северозападников: 2192 – в госпиталях Северо-Западной армии в Таллинне, 6499 – в Нарве (из них лишь 2864 в помещениях госпиталей Северо-Западной армии), 3520 в тылу Нарвского фронта в восточной части Вируского уезда, а также примерно 1300 пациентов – в эстонских больницах (в общей сложности в них находилось 5594 пациентов-военных).[155]
В середине февраля насчитывалось лишь 7000 здоровых северозападников.[156] Смертность тифозных больных в конце февраля в Нарве была по-прежнему высока.[157]
По договору, заключенному 24 февраля между правительством Эстонии и командованием Северо-Западной армии, Эстония взяла на себя заботу о больных и раненых. Для выполнения этой задачи эстонские власти могли использовать в качестве врачей и санитаров персонал Северо-Западной армии. Северо-Западная армия, в свою очередь, должна была передать Эстонии все снаряжение и 50 000 британских фунтов (деньги предполагалось получить от Британской военной миссии).[158]
Однако 4 марта британские представители разрешили правительству Эстонии оставить себе в качестве компенсации за лечение северозападников снаряжение Северо-Западной армии лишь на сумму в 50 миллионов эстонских марок.[159]
Обещанные по соглашению от 23 февраля 50 000 фунтов были переведены в начале марта.[160] С 1 марта управление медицинской службы Эстонской армии полностью взяло на себя руководство госпиталями Северо-Западной армии. При управлении был образован специальный русский отдел, госпитали Северо-Западной армии реорганизовали по образцу эстонских больниц.[161]
Врачи, фельдшеры, сестры милосердия и санитары Северо-Западной армии считались с 1 марта состоящими на службе Эстонской Республики.[162] По данным газеты «Ревельские Новости», 1 марта для борьбы с тифом из Риги прибыли 30 русских врачей и 90 сестер милосердия.[163] В дополнение к имеющимся русским больницам, которые с 1 марта состояли на довольствии Эстонии,[164] для северозападников и беженцев в начале марта создали 5 новых больниц. В Таллинне до июня действовала также Команда выздоравливающих на 500 мест. В общей сложности в 17 русских больницах должно было быть 7950 мест.[165]
Вероятно, из-за большого числа больных северозападников (в начале марта таковых насчитывалось около 13 000)[166] пришлось создавать дополнительные койко-места, поскольку, по данным другого источника, в 17 русских больницах было в общей сложности 12 000 мест.[167] Медицинский персонал в этих службах состоял, в основном, из русских, в несколько крупных больниц были назначены главные врачи из состава Эстонской армии.[168]
В начале апреля в русских больницах насчитывалось 69 врачей, 177 сестер милосердия, 117 фельдшеров, 2118 санитаров.[169] Кроме того, русские проходили лечение и в других медицинских учреждениях Эстонии.[170] Всех больных, до сих пор не находившихся в больницах, поместили в медучреждения, а для поддержания порядка в них назначили комендантов из офицеров Эстонкой армии.[171] В течение марта, благодаря применению жестких мер, эпидемии был положен предел, число смертельных исходов резко снизилось. Во второй половине марта смертность была в среднем до пяти человек в день, в то время как в начале месяца умирало в среднем 50 человек в день.[172]
Существенную помощь оказали иностранные организации Красного Креста, прежде всего, американские.[173] Питание персонала, пациентов и беженцев осуществлялось за счет продовольствия, складированного в Таллинне для Северо-Западной армии Администрацией американской помощи. Рацион питания был определен названной организацией. Продуктов хватило до начала октября.[174]
В начале апреля началась дезинфекция частных домов и зданий, в которых ранее находились больные. Дезинфекция проводилась также на восточном берегу Нарвы. Если 1 марта в районе расположения 1-й и 3-й эстонских дивизий насчитывалось 10 260 русских больных (они находились также в Таллинне и Тарту), то к 1 апреля их было 4263, а месяц спустя – лишь 1892, из которых 385 были неинфекционные больные.[175]
В общей сложности в начале апреля насчитывалось 6500 русских больных.[176] Постепенно началось уменьшение числа койко-мест в русских больницах, а затем и ликвидация больниц. Бывший член Северо-Западного правительства В. Горн позже утверждал, что эстонцы лечили плохо, выставляя из больниц едва вставших с постели пациентов,[177] однако у автора настоящей статьи нет данных, позволяющих оценить достоверность такого утверждения.
По различным оценкам, в конце 1919 – первой половине 1920 года от инфекций, в основном – от различных форм тифа, умерло от 8 до 12 тысяч северозападников.[178] Не ясно, включены ли в это число беженцы, однако отдельных данных о числе жертв среди беженцев нет. По оценке штаба эстонской 1-й дивизии, жертвами эпидемий могли стать от 10 до 12 тысяч северозападников, из них около 6000 в Нарве.[179]
Юрий Мальцев, пытавшийся оценить число захороненных в Эстонии северозападников, получил в результате 8500, учитывая при этом погрешность в 20%.[180] Видимо, число умерших от эпидемий было в Северо-Западной армии не меньше, чем число погибших во всех сражениях.
Ликвидационная комиссия Северо-Западной армии завершила свою работу в апреле. В марте завершилась также ликвидация воинских частей. Так, командир 3-й стрелковой дивизии (бывшие 4-я и 5-я пехотные дивизии) 11 марта отдал в Пюхтице свой последний приказ, которым распустил дивизию.[181]